АСЯ (В сокращении) - Иван Сергеевич Тургенев (1818-1883) - «ПРАВДА - ВОЗДУХ, БЕЗ КОТОРОГО ДЫШАТЬ НЕЛЬЗЯ» - РАЗНООБРАЗИЕ ЖАНРОВ В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

Интегрированный курс : Литература (русская и зарубежная) 8 клас - Е.В. Волощук - Генеза 2016

АСЯ (В сокращении) - Иван Сергеевич Тургенев (1818-1883) - «ПРАВДА - ВОЗДУХ, БЕЗ КОТОРОГО ДЫШАТЬ НЕЛЬЗЯ» - РАЗНООБРАЗИЕ ЖАНРОВ В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

АСЯ (В сокращении)

I

Мне было тогда лет двадцать пять, - начал Н. Н., - дела давно минувших дней, как видите. Я только что вырвался на волю и уехал за границу, не для того, чтобы «кончить моё воспитание», как говаривалось тогда, а просто мне захотелось посмотреть на мир Божий. Я был здоров, молод, весел, деньги у меня не переводились, заботы ещё не успели завестись - я жил без оглядки, делал, что хотел, процветал, одним словом. Мне тогда и в голову не приходило, что человек не растение и процветать ему долго нельзя. (...)

Я путешествовал без всякой цели, без плана; останавливался везде, где мне нравилось, и отправлялся тотчас далее, как только чувствовал желание видеть новые лица - именно лица. (...) Природа действовала на меня чрезвычайно, но я не любил так называемых её красот, необыкновенных гор, утёсов, водопадов; я не любил, чтобы она навязывалась мне, чтобы она мне мешала. Зато лица, живые, человеческие лица - речи людей, их движения, смех - вот без чего я обойтись не мог. В толпе мне было всегда особенно легко и отрадно; мне было весело идти, куда шли другие, кричать, когда другие кричали, и в то же время я любил смотреть, как эти другие кричат. Меня забавляло наблюдать людей... да я даже не наблюдал их - я их рассматривал с каким-то радостным и ненасытным любопытством. Но я опять сбиваюсь в сторону.

Итак, лет двадцать тому назад я проживал в немецком небольшом городке З., на левом берегу Рейна. (...)

Городок этот мне понравился своим местоположением у подошвы двух высоких холмов, своими дряхлыми стенами и башнями, вековыми липами, крутым мостом над светлой речкой, впадавшей в Рейн... (...) Я любил бродить тогда по городу; луна, казалось, пристально глядела на него с чистого неба; и город чувствовал этот взгляд и стоял чутко и мирно, весь облитый её светом, этим безмятежным и в то же время тихо душу волнующим светом. Петух на высокой готической колокольне блестел бледным золотом; таким же золотом переливались струйки по чёрному глянцу речки; тоненькие свечки (немец бережлив!) скромно теплились в узких окнах под грифельными кровлями; виноградные лозы таинственно высовывали свои завитые усики из-за каменных оград; что-то пробегало в тени около старинного колодца на трехугольной площади, внезапно раздавался сонливый свисток ночного сторожа, добродушная собака ворчала вполголоса, а воздух так и ластился к лицу, и липы пахли так сладко, что грудь поневоле всё глубже и глубже дышала (...)

II

Может быть, не всякий знает, что такое коммерш. Это особенного рода торжественный пир, на который сходятся студенты одной земли или братства. (...)

На улице, перед низкой оградой сада, собралось довольно много народа: добрые граждане городка Л. не хотели пропустить случая поглазеть на заезжих гостей. Я тоже вмешался в толпу зрителей. Мне было весело смотреть на лица студентов; их объятия, восклицания, невинное кокетничанье молодости, горящие взгляды, смех без причины - лучший смех на свете - всё это радостное кипение жизни юной, свежей, этот порыв вперёд - куда бы то ни было, лишь бы вперёд, - это добродушное раздолье меня трогало и поджигало. «Уж не пойти ли к ним?» - спрашивал я себя...

- Ася, довольно тебе? - вдруг произнёс за мною мужской голос по-русски.

- Подождём ещё, - отвечал другой, женский голос на том же языке.

Я быстро обернулся... Взор мой упал на красивого молодого человека в фуражке и широкой куртке; он держал под руку девушку невысокого роста, в соломенной шляпе, закрывавшей всю верхнюю часть её лица.

- Вы русские? - сорвалось у меня невольно с языка.

Молодой человек улыбнулся и промолвил:

- Да, русские.

- Я никак не ожидал... в таком захолустье, - начал было я.

- И мы не ожидали, - перебил он меня, - что ж? тем лучше. Позвольте рекомендоваться: меня зовут Гагиным, а вот это моя... - он запнулся на мгновенье, - моя сестра. А ваше имя позвольте узнать?

Я назвал себя, и мы разговорились. Я узнал, что Гагин, путешествуя, так же как я, для своего удовольствия, неделю тому назад заехал в городок Л. да и застрял в нём. Правду сказать, я неохотно знакомился с русскими за границей. Я их узнавал даже издали по их походке, покрою платья, а главное, по выражению их лица. Самодовольное и презрительное, часто повелительное, оно вдруг сменялось выражением осторожности и робости... (...) Да, я избегал русских, но Гагин мне понравился тотчас. Есть на свете такие счастливые лица: глядеть на них всякому любо, точно они греют вас или гладят. У Гагина было именно такое лицо, милое, ласковое, с большими мягкими глазами и мягкими курчавыми волосами. Говорил он так, что, даже не видя его лица, вы по одному звуку его голоса чувствовали, что он улыбается.

Девушка, которую он назвал своей сестрою, с первого взгляда показалась мне очень миловидной. Было что-то своё, особенное, в складе её смугловатого, круглого лица, с небольшим тонким носом, почти детскими щёчками и чёрными, светлыми глазами. Она была грациозно сложена, но как будто не вполне ещё развита. Она нисколько не походила на своего брата.

- Хотите вы зайти к нам? - сказал мне Гагин, - кажется, довольно мы насмотрелись на немцев. (...)

- Вот и наше жилище! - воскликнул Гагин, как только мы стали приближаться к домику, - а вот и хозяйка несёт молоко. Guten Abend, Madame!..1Мы сейчас примемся за еду; но прежде, - прибавил он, - оглянитесь... каков вид?

1Добрый вечер, мадам! (нем.)

Вид был, точно, чудесный. Рейн лежал перед нами весь серебряный, между зелёными берегами; в одном месте он горел багряным золотом заката.

Приютившийся к берегу городок показывал все свои дома и улицы; широко разбегались холмы и поля. Внизу было хорошо, но наверху ещё лучше: меня особенно поразила чистота и глубина неба, сияющая прозрачность воздуха.

Свежий и лёгкий, он тихо колыхался и перекатывался волнами, словно и ему было раздольнее на высоте.

- Отличную вы выбрали квартиру, - промолвил я.

- Это Ася её нашла, - отвечал Гагин, - ну-ка, Ася, - продолжал он, - распоряжайся. Вели всё сюда подать. Мы станем ужинать на воздухе...

Ася (собственное имя её было Анна, но Гагин называл её Асей, и уж вы позвольте мне её так называть) - Ася отправилась в дом и скоро вернулась вместе с хозяйкой. Они вдвоём несли большой поднос с горшком молока, тарелками, ложками, сахаром, ягодами, хлебом. Мы уселись и принялись за ужин. Ася сняла шляпу; её чёрные волосы, остриженные и причёсанные, как у мальчика, падали крупными завитками на шею и уши. Сначала она дичилась меня; но Гагин сказал ей:

- Ася, полно ёжиться! он не кусается.

Она улыбнулась и немного спустя уже сама заговаривала со мной. Я не видал существа более подвижного. Ни одно мгновенье она не сидела смирно; вставала, убегала в дом и прибегала снова, напевала вполголоса, часто смеялась, и престранным образом: казалось, она смеялась не тому, что слышала, а разным мыслям, приходившим ей в голову. Её большие глаза глядели прямо, светло, смело, но иногда веки её слегка щурились, и тогда взор её внезапно становился глубок и нежен.

Мы проболтали часа два. (...)

- Пора! - воскликнул я, - а то, пожалуй, перевозчика не сыщешь.

- Пора, - повторил Гагин.

Мы пошли вниз по тропинке. Камни вдруг посыпались за нами: это Ася нас догоняла.

- Ты разве не спишь? - спросил её брат, но она, не ответив ему ни слова, пробежала мимо. (...)

Мы нашли Асю у берега: она разговаривала с перевозчиком. Я прыгнул в лодку и простился с новыми моими друзьями. Гагин обещал навестить меня на следующий день; я пожал его руку и протянул свою Асе; но она только посмотрела на меня и покачала головой. Лодка отчалила и понеслась по быстрой реке. Перевозчик, бодрый старик, с напряжением погружал вёсла в тёмную воду.

- Вы в лунный столб въехали, вы его разбили, - закричала мне Ася.

Я опустил глаза; вокруг лодки, чернея, колыхались волны.

Кадр из фильма «Ася» (режиссёр И. Хейфиц, 1978)

- Прощайте! - раздался опять её голос.

- До завтра, - проговорил за нею Гагин.

Лодка причалила. Я вышел и оглянулся. Никого уж не было видно на противоположном берегу. Лунный столб опять тянулся золотым мостом через всю реку. (...) Я отправился домой через потемневшие поля, медленно вдыхая пахучий воздух, и пришёл в свою комнатку весь разнеженный сладостным томлением беспредметных и бесконечных ожиданий. Я чувствовал себя счастливым... (...)

IV

На следующий день Н. Н. снова встретился с Гагиным. Узнав от хозяйки, что Ася ушла к развалинам старинного замка, молодые люди поспешили туда же.

(...) Каменистая тропинка вела к уцелевшим воротам. Мы уже подходили к ним, как вдруг впереди нас мелькнула женская фигура, быстро перебежала по груде обломков и поместилась на уступе стены, прямо над пропастью.

- А ведь это Ася! - воскликнул Гагин, - экая сумасшедшая!

Мы вошли в ворота и очутились на небольшом дворике, до половины заросшем дикими яблонями и крапивой. На уступе сидела, точно, Ася. Она повернулась к нам лицом и засмеялась, но не тронулась с места. Гагин погрозил ей пальцем, а я громко упрекнул её в неосторожности.

- Полноте, - сказал мне шёпотом Гагин, - не дразните её; вы её не знаете: она, пожалуй, ещё на башню взберётся. (...)

Ася продолжала сидеть неподвижно, подобрав под себя ноги и закутав голову кисейным шарфом; стройный облик её отчётливо и красиво рисовался на ясном небе; но я с неприязненным чувством посматривал на неё. Уже накануне заметил я в ней что-то напряжённое, не совсем естественное... «Она хочет удивить нас, - думал я, - к чему это? Что за детская выходка?» Словно угадавши мои мысли, она вдруг бросила на меня быстрый и пронзительный взгляд, засмеялась опять, в два прыжка соскочила со стены и, подойдя к старушке, попросила у ней стакан воды.

- Ты думаешь, я хочу пить? - промолвила она, обратившись к брату, - нет; тут есть цветы на стенах, которые непременно полить надо.

Гагин ничего не отвечал ей; а она, с стаканом в руке, пустилась карабкаться по развалинам, изредка останавливаясь, наклоняясь и с забавной важностью роняя несколько капель воды, ярко блестевших на солнце. Её движенья были очень милы, но мне по-прежнему было досадно на неё, хотя я невольно любовался её лёгкостью и ловкостью. На одном опасном месте она нарочно вскрикнула и потом захохотала. Мне стало ещё досаднее. (...)

Наконец, Ася опорожнила весь свой стакан и, шаловливо покачиваясь, возвратилась к нам. Странная усмешка слегка подёргивала её брови, ноздри и губы; полудерзко, полувесело щурились тёмные глаза.

«Вы находите моё поведение неприличным, - казалось, говорило её лицо, - всё равно: я знаю, вы мной любуетесь».

- Искусно, Ася, искусно, - промолвил Гагин вполголоса.

Она вдруг как будто застыдилась, опустила свои длинные ресницы и скромно подсела к нам, как виноватая. Я тут в первый раз хорошенько рассмотрел её лицо, самое изменчивое лицо, какое я только видел. Несколько мгновений спустя оно уже всё побледнело и приняло сосредоточенное, почти печальное выражение; самые черты её мне показались больше, строже, проще.

Иллюстрация В. Зельдеса

Она вся затихла. Мы обошли развалину кругом (Ася шла за нами следом) и полюбовались видами. (...)

На возвратном пути она пуще хохотала и шалила. Она сломала длинную ветку, положила её к себе на плечо, как ружьё, повязала себе голову шарфом. Помнится, нам встретилась многочисленная семья белокурых и чопорных англичан; все они, словно по команде, с холодным изумлением проводили Асю своими стеклянными глазами, а она, как бы им назло, громко запела. Воротясь домой, она тотчас ушла к себе в комнату и появилась только к самому обеду, одетая в лучшее своё платье, тщательно причёсанная, перетянутая и в перчатках. За столом она держалась очень чинно, почти чопорно, едва отведывала кушанья и пила воду из рюмки. Ей явно хотелось разыграть передо мною новую роль - роль приличной и благовоспитанной барышни. Гагин не мешал ей: заметно было, что он привык потакать ей во всём. Он только по временам добродушно взглядывал на меня и слегка пожимал плечом, как бы желая сказать:

«Она ребёнок; будьте снисходительны». (...)

Помнится, я шёл домой, ни о чём не размышляя, но с странной тяжестью на сердце...

(...) «Что я здесь делаю, зачем таскаюсь я в чужой стороне, между чужими?» - воскликнул я, и мертвенная тяжесть, которую я ощущал на сердце, разрешилась внезапно в горькое и жгучее волнение. Я пришёл домой совсем в другом настроении духа, чем накануне. (...) Я начал думать. думать об Асе. Мне пришло в голову, что Гагин в течение разговора намекнул мне на какие-то затруднения, препятствующие его возвращению в Россию. «Полно, сестра ли она его?» - произнёс я громко.

Я разделся, лёг и старался заснуть; но час спустя я опять сидел в постели, облокотившись локтем на подушку, и снова думал об этой «капризной девочке с натянутым смехом...» (...)

VI

Прошли целые две недели. Я каждый день посещал Гагиных. Ася словно избегала меня, но уже не позволяла себе ни одной из тех шалостей, которые так удивили меня в первые два дня нашего знакомства. Она казалась втайне огорчённой или смущённой; она и смеялась меньше. Я с любопытством наблюдал за ней.

Она довольно хорошо говорила по-французски и по-немецки; но по всему было заметно, что она с детства не была в женских руках и воспитание получила странное, необычное, не имевшее ничего общего с воспитанием самого Гагина. (...) По природе стыдливая и робкая, она досадовала на свою застенчивость и с досады насильственно старалась быть развязной и смелой, что ей не всегда удавалось. Я несколько раз заговаривал с ней об её жизни в России, об её прошедшем: она неохотно отвечала на мои расспросы; я узнал, однако, что до отъезда за границу она долго жила в деревне. Я застал её раз за книгой, одну. Опершись головой на обе руки и запустив пальцы глубоко в волосы, она пожирала глазами строки.

- Браво! - сказал я, подойдя к ней, - как вы прилежны!

Она приподняла голову, важно и строго посмотрела на меня.

- Вы думаете, я только смеяться умею, - промолвила она и хотела удалиться... (...)

Словом, она являлась мне полузагадочным существом. Самолюбивая до крайности, она привлекала меня, даже когда я сердился на неё. В одном только я более и более убеждался, а именно в том, что она не сестра Гагина. Он обходился с нею не по-братски: слишком ласково, слишком снисходительно и в то же время несколько принуждённо.

Странный случай, по-видимому, подтвердил мои подозрения.

Однажды вечером, подходя к винограднику, где жили Гагины, я нашёл калитку запертою. Недолго думавши добрался я до одного обрушенного места в ограде, уже прежде замеченного мною, и перескочил через неё. Недалеко от этого места, в стороне от дорожки, находилась небольшая беседка из акаций; я поравнялся с нею и уже прошёл было мимо. вдруг меня поразил голос Аси, с жаром и сквозь слёзы произносивший следующие слова:

- Нет, я никого не хочу любить, кроме тебя, нет, нет, одного тебя я хочу любить - и навсегда.

- Полно, Ася, успокойся, - говорил Гагин, - ты знаешь, я тебе верю.

Голоса их раздавались в беседке. Я увидал их обоих сквозь негустой переплёт ветвей. Они меня не заметили.

- Тебя, тебя одного, - повторила она, бросилась ему на шею и с судорожными рыданиями начала целовать его и прижиматься к его груди.

- Полно, полно, - твердил он, слегка проводя рукой по её волосам.

Несколько мгновений остался я неподвижным. Вдруг я встрепенулся.

«Подойти к ним?.. Ни за что!» - сверкнуло у меня в голове. Быстрыми шагами вернулся я к ограде, перескочил через неё на дорогу и чуть не бегом пустился домой. Я улыбался, потирал руки, удивлялся случаю, внезапно подтвердившему мои догадки (я ни на одно мгновенье не усомнился в их справедливости), а между тем на сердце у меня было очень горько. «Однако, - думал я, - умеют же они притворяться! Но к чему? Что за охота меня морочить? Не ожидал я этого от него. И что за чувствительное объяснение?»

VIII

Несколько следующих дней Н. Н. провёл на природе, избегая Гагиных. Но затем он получил записку от Гагина, который просил его прийти. Гагин встретил Н. Н. по-приятельски и рассказал историю своей сестры. Родители Гагина жили в своей деревне. После смерти матери мальчик учился в Петербурге, а затем поступил в гвардейский полк. Гагин часто навещал отца в деревне и однажды встретил в доме маленькую девочку Асю. Юноша не обратил на неё никакого внимания, услышав от отца объяснение, что она сирота и взята им «на прокормление». Умирая, отец завещал сыну заботиться об Асе, не раскрыв её тайну. После смерти отца слуга рассказал Гагину, что Ася - дочь отца Гагина и горничной.

(...) Мать, пока была жива, держала её очень строго; у отца она пользовалась совершенной свободой. Он был её учителем; кроме его, она никого не видала. Он не баловал её, то есть не нянчился с нею; но он любил её страстно и никогда ничего ей не запрещал: он в душе считал себя перед ней виноватым. Ася скоро поняла, что она главное лицо в доме, она знала, что барин её отец; но она так же скоро поняла своё ложное положение; самолюбие развилось в ней сильно, недоверчивость тоже; дурные привычки укоренялись, простота исчезла. Она хотела (она сама мне раз призналась в этом) заставить целый мир забыть её происхождение; она и стыдилась своей матери, и стыдилась своего стыда, и гордилась ею. Вы видите, что она многое знала и знает, чего не должно бы знать в её годы... Но разве она виновата? Молодые силы разыгрывались в ней, кровь кипела, а вблизи ни одной руки, которая бы её направила. Полная независимость во всём! да разве легко её вынести? Она хотела быть не хуже других барышень; она бросилась на книги. Что тут могло выйти путного? Неправильно начатая жизнь слагалась неправильно, но сердце в ней не испортилось, ум уцелел.

И вот я, двадцатилетний малый, очутился с тринадцатилетней девочкой на руках! В первые дни после смерти отца, при одном звуке моего голоса, её била лихорадка, ласки мои повергали её в тоску, и только понемногу, исподволь, привыкла она ко мне. Правда, потом, когда она убедилась, что я точно признаю её за сестру и полюбил её, как сестру, она страстно ко мне привязалась: у ней ни одно чувство не бывает вполовину.

Я привёз её в Петербург. Как мне ни больно было с ней расстаться, - жить с ней вместе я никак не мог; я поместил её в один из лучших пансионов. Ася поняла необходимость нашей разлуки, но начала с того, что заболела и чуть не умерла. Потом она обтерпелась и выжила в пансионе четыре года; но, против моих ожиданий, осталась почти такою же, какою была прежде. Начальница пансиона часто жаловалась мне на неё. «И наказать её нельзя, - говаривала она мне, - и на ласку она не поддаётся». Ася была чрезвычайно понятлива, училась прекрасно, лучше всех; но никак не хотела подойти под общий уровень, упрямилась, глядела букой. Я не мог слишком винить её: в её положении ей надо было либо прислуживаться, либо дичиться. Из всех своих подруг она сошлась только с одной, некрасивой, загнанной и бедной девушкой. Остальные барышни, с которыми она воспитывалась, большей частью из хороших фамилий, не любили её, язвили её и кололи, как только могли; Ася им на волос не уступала. Однажды на уроке из Закона Божия преподаватель заговорил о пороках. «Лесть и трусость - самые дурные пороки», - громко промолвила Ася. Словом, она продолжала идти своей дорогой; только манеры её стали лучше, хотя и в этом отношении она, кажется, не много успела.

Наконец, ей минуло семнадцать лет; оставаться ей далее в пансионе было невозможно. Я находился в довольно большом затруднении. Вдруг мне пришла благая мысль: выйти в отставку, поехать за границу на год или на два и взять Асю с собою. Задумано - сделано; и вот мы с ней на берегах Рейна, где я стараюсь заниматься живописью, а она... шалит и чудит по-прежнему. Но теперь я надеюсь, что вы не станете судить её слишком строго; а она хоть и притворяется, что ей всё нипочем, - мнением каждого дорожит, вашим же в особенности.

И Гагин опять улыбнулся своей тихой улыбкой. Я крепко стиснул ему руку.

- Всё так, - заговорил опять Гагин, - но с нею мне беда. Порох она настоящий. До сих пор ей никто не нравился, но беда, если она кого полюбит! Я иногда не знаю, как с ней быть. На днях она что вздумала: начала вдруг уверять меня, что я к ней стал холоднее прежнего и что она одного меня любит и век будет меня одного любить... И при этом так расплакалась...(...)

...Я почувствовал какую-то сладость - именно сладость на сердце: точно мне втихомолку мёду туда налили. Мне стало легко после гагинского рассказа. (...)

ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ К ПРОЧИТАННОМУ

1. Какие детали поведения героини свидетельствуют о её душевной непосредственности и обострённом восприятии внешнего мира?

2. Найдите в тексте строки, в которых Н. Н. говорит о необычной подвижности Аси. Какие свойства характера девушки скрываются за этой

особенностью её поведения?

3. Каким настроением пронизаны описания природы, присутствующие в прочитанных вами отрывках? Как оно связано с душевным состоянием

рассказчика?

4. Работа в группах. Какие художественные средства использует И. С. Тургенев, чтобы:

А - придать описаниям природы возвышенную поэтичность;

Б - передать душевное состояние своих героев?

Комментарий литературоведа

Американский писатель Г. Джеймс, общавшийся с Тургеневым и считавший себя его учеником, вспоминал: «Всего интересней были рассказы Тургенева о его собственной работе, о том, как он пишет. То, что мне довелось слышать от него об этом, не уступало по значению ни замечательным результатам его творчества, ни трудной цели, которую оно преследовало, - показать жизнь такой, какая она есть. Вначале перед ним возникал персонаж или группа персонажей - личностей, которых ему хотелось увидеть в действии, поскольку он полагал, что действия этих лиц будут своеобразны и интересны. Они возникали в его воображении рельефные, исполненные жизни, и ему не терпелось как можно глубже постичь и показать присущие им свойства. Прежде всего, необходимо было уяснить себе, что же в конце концов ему о них известно; с этой целью он составлял своего рода биографию каждого персонажа. Собрав весь материал, он мог приступить к собственно рассказу, иными словами, он задавал себе вопрос: что они у меня будут делать? У Тургенева герои всегда делают именно то, что наиболее полно выявляет их натуру. Сюжет, в обычном понимании слова, - вымышленная цепь событий, долженствующая... «поражать и захватывать» - почти отсутствует. Всё сводится к отношениям небольшой группы лиц - отношениям, которые складываются не как итог заранее обдуманного плана, а как неизбежное следствие характеров этих персонажей...»

Пример тому - повесть «Ася». Её героиня, как и многих других произведений Тургенева, - выросшая на природе девушка, которая тонко чувствует красоту и очарование окружающего мира. Она не знает притворства и корысти, чиста, скромна и образованна. Её духовная жизнь насыщенная и яркая, но по её поведению это незаметно. Красавицей её не назовёшь, зато она обладает большой духовной силой и способна на решительные поступки. Такая героиня ставит перед собой цель и идёт к ней, не сворачивая с пути, и порой достигает намного большего, чем мужчина. Она может пожертвовать собой ради какой-либо идеи. В любви она задаёт такой уровень отношений, до которого далеко не всегда «дотягивается» её избранник. Ей присуща огромная нравственная сила. Подобных героинь мы встречаем в таких произведениях Тургенева, как «Рудин», «Дворянское гнездо», «Первая любовь», «Накануне» и других. В литературоведении такую героиню принято называть «тургеневская девушка».

X

Весь этот день прошёл как нельзя лучше. Мы веселились, как дети. Ася была очень мила и проста. Гагин радовался, глядя на неё. Я ушёл поздно. Въехавши на средину Рейна, я попросил перевозчика пустить лодку вниз по течению. Старик поднял вёсла - и царственная река понесла нас. Глядя кругом, слушая, вспоминая, я вдруг почувствовал тайное беспокойство на сердце. поднял глаза к небу - но и в небе не было покоя: испещрённое звёздами, оно всё шевелилось, двигалось, содрогалось; я склонился к реке. но и там, и в этой тёмной, холодной глубине, тоже колыхались, дрожали звёзды; тревожное оживление мне чудилось повсюду - и тревога росла во мне самом. Я облокотился на край лодки. Шёпот ветра в моих ушах, тихое журчанье воды за кормою меня раздражали, и свежее дыханье волны не охлаждало меня; соловей запел на берегу и заразил меня сладким ядом своих звуков. Слёзы закипали у меня на глазах, но то не были слёзы беспредметного восторга. Что я чувствовал, было не то смутное, ещё недавно испытанное ощущение всеобъемлющих желаний, когда душа ширится, звучит, когда ей кажется, что она всё понимает и всё любит. Нет! во мне зажглась жажда счастия. Я ещё не смел назвать его по имени, - но счастья, счастья до пресыщения - вот чего хотел я, вот о чём томился. А лодка всё неслась, и старик перевозчик сидел и дремал, наклонясь над вёслами.

XIII

«Неужели она меня любит?» - спрашивал я себя на другой день, только что проснувшись. Я не хотел заглядывать в самого себя. Я чувствовал, что её образ, образ «девушки с натянутым смехом», втеснился мне в душу и что мне от него не скоро отделаться. Я пошёл в Л. и остался там целый день, но Асю видел только мельком. Ей нездоровилось; у ней голова болела. Она сошла вниз, на минутку, с повязанным лбом, бледная, худенькая, с почти закрытыми глазами; слабо улыбнулась, сказала: «Это пройдёт, это ничего, всё пройдёт, не правда ли?» - и ушла. Мне стало скучно и как-то грустно-пусто; я, однако, долго не хотел уходить и вернулся поздно, не увидав её более.

Н. Н. принесли записку от Аси, в которой она просила его о встрече. Скоро к Н. Н. пришёл Гагин и рассказал о влюблённости Аси. Девушка призналась брату, что любит Н. Н. и желает уехать. Молодые люди договорились, что Н. Н. на свидании с Асей честно объяснится с девушкой.

XVI

В небольшой комнатке, куда я вошёл, было довольно темно, и я не тотчас увидел Асю. Закутанная в длинную шаль, она сидела на стуле возле окна, отвернув и почти спрятав голову, как испуганная птичка. Она дышала быстро и вся дрожала. Мне стало несказанно жалко её. Я подошёл к ней. Она ещё больше отвернула голову...

- Анна Николаевна, - сказал я.

Она вдруг вся выпрямилась, хотела взглянуть на меня - и не могла. Я схватил её руку, она была холодна и лежала как мёртвая на моей ладони.

- Я желала... - начала Ася, стараясь улыбнуться, но её бледные губы не слушались её, - я хотела... Нет, не могу, - проговорила она и умолкла. Действительно, голос её прерывался на каждом слове.

Я сел подле неё.

- Анна Николаевна, - повторил я и тоже не мог ничего прибавить.

Настало молчание. Я продолжал держать её руку и глядел на неё. Она по-прежнему вся сжималась, дышала с трудом и тихонько покусывала нижнюю губу, чтобы не заплакать, чтобы удержать накипавшие слёзы. Я глядел на неё: было что-то трогательно-беспомощное в её робкой неподвижности: точно она от усталости едва добралась до стула и так и упала на него. Сердце во мне растаяло.

- Ася, - сказал я едва слышно.

Она медленно подняла на меня свои глаза. О, взгляд женщины, которая полюбила, - кто тебя опишет? Они молили, эти глаза, они доверялись, вопрошали, отдавались. Я не мог противиться их обаянию. Тонкий огонь пробежал по мне жгучими иглами; я нагнулся и приник к её руке.

Послышался трепетный звук, похожий на прерывистый вздох, и я почувствовал на моих волосах прикосновение слабой, как лист дрожавшей руки. Я поднял голову и увидал её лицо. Как оно вдруг преобразилось! Выражение страха исчезло с него, взор ушёл куда-то далеко и увлекал меня за собою, губы слегка раскрылись, лоб побледнел как мрамор, и кудри отодвинулись назад, как будто ветер их откинул. Я забыл всё, я потянул её к себе - покорно повиновалась её рука, все её тело повлеклось вслед за рукою, шаль покатилась с плеч, и голова её тихо легла на мою грудь, легла под мои загоревшиеся губы.

- Ваша. - прошептала она едва слышно.

Уже руки мои скользили вокруг её стана. Но вдруг воспоминание о Гагине, как молния, меня озарило.

- Что мы делаем!.. - воскликнул я и судорожно отодвинулся назад. - Ваш брат. ведь он всё знает. Он знает, что я вижусь с вами.

Кадр из фильма «Ася» (режиссёр И. Хейфиц, 1978)

Ася опустилась на стул.

- Да, - продолжал я, вставая и отходя на другой угол комнаты. - Ваш брат всё знает... Я должен был ему всё сказать.

- Должны? - проговорила она невнятно. Она, видимо, не могла ещё прийти в себя и плохо меня понимала.

- Да, да, - повторил я с каким-то ожесточением, - и в этом вы одни виноваты, вы одни. Зачем вы сами выдали вашу тайну? Кто заставлял вас всё высказать вашему брату? Он сегодня был сам у меня и передал мне ваш разговор с ним. - Я старался не глядеть на Асю и ходил большими шагами по комнате. - Теперь всё пропало, всё, всё.

Ася поднялась было со стула.

- Останьтесь, - воскликнул я, - останьтесь, прошу вас. Вы имеете дело с честным человеком - да, с честным человеком. Но, ради бога, что взволновало вас? Разве вы заметили во мне какую перемену? А я не мог скрываться перед вашим братом, когда он пришёл сегодня ко мне. (...)

- Да, я должна уехать, - так же тихо проговорила она, - я и попросила вас сюда для того только, чтобы проститься с вами.

- И вы думаете, - возразил я, - мне будет легко с вами расстаться?

- Но зачем же вы сказали брату? - с недоумением повторила Ася.

- Я вам говорю - я не мог поступить иначе. Если б вы сами не выдали себя.

- И вот теперь всё кончено! - начал я снова. - Всё. Теперь нам должно расстаться. - Я украдкой взглянул на Асю. лицо её быстро краснело. Ей, я это чувствовал, и стыдно становилось и страшно. Я сам ходил и говорил, как в лихорадке. - Вы не дали развиться чувству, которое начинало созревать, вы сами разорвали нашу связь, вы не имели ко мне доверия, вы усомнились во мне.

Пока я говорил, Ася всё больше и больше наклонялась вперёд - и вдруг упала на колени, уронила голову на руки и зарыдала. Я подбежал к ней, пытался поднять её, но она мне не давалась. Я не выношу женских слёз: при виде их я теряюсь тотчас.

- Анна Николаевна, Ася, - твердил я, - пожалуйста, умоляю вас, ради бога, перестаньте... - Я снова взял её за руку...

Но, к величайшему моему изумлению, она вдруг вскочила - с быстротою молнии бросилась к двери и исчезла... (...)

Н. Н. искал Асю по всему городу, он сто раз повторял, что любит её, но нигде не мог её найти. Подойдя к дому Гагиных, он увидел свет в Асиной комнате и успокоился. Он принял твёрдое решение - завтра идти и просить Асиной руки.

XXI

Когда, на другой день утром, я стал подходить к знакомому домику, меня поразило одно обстоятельство: все окна в нём были растворены, и дверь тоже была раскрыта; какие-то бумажки валялись перед порогом; служанка с метлой показалась за дверью.

Я приблизился к ней.

- Уехали! - брякнула она, прежде чем я успел спросить её: дома ли Гагин?

- Уехали?.. - повторил я. - Как уехали? Куда?

- Уехали сегодня утром, в шесть часов, и не сказали куда. Постойте, ведь вы, кажется, господин Н.?

- Я господин Н.

- К вам есть письмо у хозяйки. - Служанка пошла наверх и вернулась с письмом. - Вот-с, извольте. (...)

Я развернул письмо. Ко мне писал Гагин; от Аси не было ни строчки. Он начал с того, что просил не сердиться на него за внезапный отъезд; он был уверен, что, по зрелом соображении, я одобрю его решение. Он не находил другого выхода из положения, которое могло сделаться затруднительным и опасным. «Вчера вечером, - писал он, - пока мы оба молча ожидали Асю, я убедился окончательно в необходимости разлуки. Есть предрассудки, которые я уважаю; я понимаю, что вам нельзя жениться на Асе. Она мне всё сказала; для её спокойствия я должен был уступить её повторенным, усиленным просьбам». В конце письма он изъявлял сожаление о том, что наше знакомство так скоро прекратилось, желал мне счастья, дружески жал мне руку и умолял меня не стараться их отыскивать.

«Какие предрассудки? - вскричал я, как будто он мог меня слышать, - что за вздор! Кто дал право похитить её у меня.» Одна мысль во мне загорелась: сыскать их, сыскать во что бы то ни стало. (...)

Мне пришлось идти мимо дома фрау Луизе. Вдруг я слышу: меня кличет кто-то. Я поднял голову и увидал в окне той самой комнаты, где я накануне виделся с Асей, вдову бургомистра. Она улыбалась своей противной улыбкой и звала меня. Я отвернулся и прошёл было мимо; но она мне крикнула вслед, что у ней есть что-то для меня. Эти слова меня остановили, и я вошёл в её дом. Как передать мои чувства, когда я увидал опять эту комнатку.

- По-настоящему, - начала старуха, показывая мне маленькую записку, - я бы должна была дать вам это только в случае, если б вы зашли ко мне сами, но вы такой прекрасный молодой человек. Возьмите.

Я взял записку.

На крошечном клочке бумаги стояли следующие слова, торопливо начерченные карандашом:

«Прощайте, мы не увидимся более. Не из гордости я уезжаю - нет, мне нельзя иначе. Вчера, когда я плакала перед вами, если б вы мне сказали одно слово, одно только слово - я бы осталась. Вы его не сказали. Видно, так лучше... Прощайте навсегда!»

Одно слово... О, я безумец! Это слово. я со слезами повторял его накануне, я расточал его на ветер, я твердил его среди пустых полей. но я не сказал его ей, я не сказал ей, что я люблю её. Да я и не мог произнести тогда это слово. Когда я встретился с ней в той роковой комнате, во мне ещё не было ясного сознания моей любви; оно не проснулось даже тогда, когда я сидел с её братом в бессмысленном и тягостном молчании. оно вспыхнуло с неудержимой силой лишь несколько мгновений спустя, когда, испуганный возможностью несчастья, я стал искать и звать её. но уж тогда было поздно. (...)

XXII

И я не увидел их более - я не увидел Аси. (...)

Нет! ни одни глаза не заменили мне тех, когда-то с любовию устремлённых на меня глаз, ни на чьё сердце, припавшее к моей груди, не отвечало моё сердце таким радостным и сладким замиранием! Осуждённый на одиночество бессемейного бобыля, доживаю я скучные годы, но я храню, как святыню, её записочки и высохший цветок гераниума, тот самый цветок, который она некогда бросила мне из окна. Он до сих пор издаёт слабый запах, а рука, мне давшая его, та рука, которую мне только раз пришлось прижать к губам моим, быть может, давно уже тлеет в могиле. И я сам - что сталось со мною? Что осталось от меня, от тех блаженных и тревожных дней, от тех крылатых надежд и стремлений? Так лёгкое испарение ничтожной травки переживает все радости и все горести человека - переживает самого человека.

ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ К ПРОЧИТАННОМУ

1. Почему Н. Н. начал объяснение с Асей с официального обращения, до этой минуты непринятого в их общении?

2. Какие детали поведения героини в первые минуты свидания передают крайнее напряжение её душевных сил? Чем вызвано такое состояние девушки?

3. В какой момент разговора герой отступился от своей любви? Чем были продиктованы его обвинения в адрес Аси? Почему он не исправил эту ошибку?

4. Что заставило героиню обратиться в бегство?

5. Кто во время свидания вёл себя более достойно - Ася или Н. Н.? Аргументируйте свою точку зрения.

6. Из-за чего Н. Н. потерял Асю?

7. Работа в парах. Прочитайте описания Рейна на с. 194 (конец главы II) и с. 199 (глава Х). Можно ли считать Рейн «действующим лицом» повести?

8. Чтобы встретиться с Асей, Н. Н. должен каждый раз пересечь Рейн. Как вы считаете, Рейн соединяет героя и героиню или оказывается

преградой между ними?

9. Что вы можете назвать в повести «вечным», а что - «злободневным»?

10. Как с помощью деталей автор создаёт образ Аси и Н. Н.?

11. Творческая работа. Прочитайте материал в рубрике «Комментарий литературоведа» (с. 199), подготовьтесь к устному ответу «Я считаю (не считаю) Асю «тургеневской девушкой», потому что...». Сформулируйте свои аргументы «за» («против»), подберите цитаты и запишите их в тетради. При ответе пользуйтесь своими записями.